Алипий Светличный: Избегаю в последнее время публикаций на политическую тему

На сайте Правозащитного общественного движения «Правда и Вера» опубликована новая запись представителя канонической Украинской Православной Церкви Алипия Светличного:

Избегаю в последнее время публикаций на политическую тему. Но, вот, в то время, когда мир на волоске от войны и, пожалуй, войны самой губительной для всех землян, появилась статья, которая достойна внимания и, мне показалось, было бы жаль, если она пройдет мимо трезвых умов. Название статьи:

Холодная война закончена. Почему мы всё ещё воспринимаем Россию «империей зла»? — The Washington Post
США и Россия увязли в старых конфликтах. Что, если просто прекратить их?

В одном из старейших и авторитетнейших американских изданий The Washington Post вышла интересная статья об Америке, России, старой и новой Холодной войне и в целом об исторических отношениях двух государств. Автором материала выступил Джо Вайсберг: успешный сценарист и писатель, в прошлом — офицер ЦРУ. Klymenko Time публикует полный перевод статьи.

Американские разведывательные учреждения предупреждают, что Россия перебрасывает войска рядом с украинской границей всю эту осень, и вас не стоит винить за то, что вы думали, что Холодная война все еще не закончилась. Президент Байден рассказал президенту России Владимиру Путину в двухчасовом разговоре по видеосвязи, что Соединенные Штаты не потерпят вторжения. Дебаты разразились и внутри Вашингтона: сколько военной техникой Соединенные Штаты могли бы отправить в Киев. Предполагалось даже, что Соединенные Штаты могли бы использовать ядерное оружие, чтобы не дать российским солдатам пересечь границу.

Все это выглядит удручающе и до боли знакомым.

В 1990 году, во время небольшого «окна» между падением Берлинской стены и распадом Советского Союза, я был стажером ЦРУ в отделе, отвечавшем за шпионаж против Советов. Однажды я услышал разговор группы старших офицеров, громко рассуждающих о КГБ в коридоре (они разговаривали за пределами безопасной зоны, и я был уверен, что они не должны были этого делать). Некоторым казалось, что ослабленное состояние Советского Союза было той возможностью, которую мы все ждали: ЦРУ должно было нанести смертельный удар по конкурирующей спецслужбе, должно было радостно «пинать» КГБ, пока оно разваливалось. Цель, конечно, была одна: наконец выиграть Холодную войну. Но Восточный блок рушился, а Михаил Горбачев отчаянно пытался реформировать Советский Союз. Не было серьезной геостратегической мысли о том, как мы должны сражаться с уходящей тенью нашего геополитического врага.

Всё остальное время я всегда был на «борту» этой односторонней драки — вплоть до печального конца. Как и многие из моих коллег в ЦРУ, я занимался вопросами противодействия КГБ и, в более широком смысле, всему советскому Голиафу. Этот запал в немалой степени исходил от непрекращающихся антисоветских сообщений и пропаганды, встроенных в американскую культуру времён Холодной войны. Спустя годы многие из нас все еще находятся под влиянием этих сообщений, которые в настоящее время настаивают на том, что современная Россия — обычное государство с типичной внешней политикой, направленной на достижение своих интересов — является необычайно агрессивной и морально обанкротившейся.

Поэтому в то время, когда Советский Союз давно исчез, борьба между Соединенными Штатами и Россией каким-то образом выживает. Это уже не борьба между коммунизмом и демократией/свободой/капитализмом, а битва между распространяющей автократию Россией и Америкой, цепляющейся за демократию изо всех сил? Репрессивная олигархическая клептократия против богатой страны, вероятно, подающей неустойчивый пример развития крайних форм капитализма? Борьба между парочкой старых противников? Да, у России есть серьезные недостатки. Нужно лишь посмотреть на все ее недавние войны, ее конфликт с Украиной, ее суровое преследование лидера оппозиции Алексея Навального и ее поддержку крайне правых движений в Европе, чтобы увидеть это. Несмотря ни на что, конфликт США-России практически пережил все вопросы, которые когда-то его питали — и сегодня это замечательное свидетельство нашего (и, без сомнения, их) желания иметь главного врага.

Это было замечательно: иметь врага. Я мог сосредоточить всю свою интеллектуальную и моральную энергию на том, каким же злом был этот враг! Советы не позволяли свободу слова! Советы не имели честных выборов! Против диссидентов использовались психотропные препараты! Если все это делал мой враг, не было сомнений в том, что моя страна — а поэтому и я сам — были чистым воплощением добродетели. Мы были хорошими парнями, и я был одним из хороших парней. Я не был одинок в своем видении мира через этот одномерный объектив.

Когда я рос в 1970-х и 1980-х годах, было невозможно избежать рассказов и изображений Советов в кино, телешоу и шпионских романах. В школе мы прятались под парты, чтобы подготовиться к советской ядерной атаке и читали учебники, которые опускали тот факт, что наш враг в Холодной войне проделал львиную долю работы — и пострадал от дикой, несоразмерной доли жертв, которые были принесены на алтарь победы над нацизмом. И, возможно, наиболее мощной была запечатленная в большинстве журналов, газет и ТВ-программ моральная уверенность: предположение о том, что Советский Союз был злым и, следовательно, Соединенные Штаты были хорошими. Все это поддерживалось двухпартийным политическим консенсусом, что мы находились в борьбе против коммунистов ради нашего же выживания.

Некоторые смельчаки оспаривали этот консенсус, указывая на социальное развитие миллионов советских крестьян в десятилетия после революции, советские успехи в образовании и здравоохранении, а также на широкую народную поддержку, которой пользовалась та система. Но эти люди были оттеснены к краям журналистики и академического знания, где не были слышны их идеи и столкнуться с ними было практически невозможно.

В конце концов, я принялся анализировать, насколько упрощены были мои взгляды на «империю зла». После того, как я провел несколько лет в ЦРУ в мои 20, к 30 мышление уже стало приобретать косность. В академии, после распада Советского Союза, взгляды на советскую историю и политику были более комплексными. Нельзя забывать и про поток новых идей, исходящих из постсоветской России, в которых глубоко оспаривалась ранняя уверенность, к примеру, в вопросах от сталинизма до роли советской прессы. Прочитав мемуары бывшего сотрудника КГБ Виктора Черкашина, мне стало ясно, что КГБ был гораздо больше похож на ЦРУ, чем я когда-либо представлял себе. Среди прочего, людей, которые там работали (особенно в филиале, посвященном иностранному шпионажу), казалось, как и меня и моих друзей, просто перевезли в другую политическую систему. Они были в основном яркими, патриотичными, принципиальными и приличными. Это в том числе вдохновило меня на создания «Американцев» — телешоу о «нормальных» офицерах КГБ. Конечно, Черкашин и его друзья в КГБ, как и я и мои друзья в ЦРУ, также имели бинарное мировоззрение. Для них они были хорошими парнями, а мы были плохими парнями.

В американском воображении президент России Владимир Путин является однозначным врагом, таким же, какими Советы были во время Холодной войны. В Америке мы, кажется, все коллективно застряли в прошлом. Так же, как мы сделали в Холодную войну, мы сегодня видим себя жертвами, хорошими парнями перед аморальным противником. На этот раз российское государство, отождествляющееся с Владимиром Путиным, является однозначным врагом. Всё начинается, как и тогда: Путин хочет восстановить советскую славу, является диктатором, проводит политические репрессии и распространяет самодержавие российской системы за рубежом. Все это верно, но вместо того, чтобы рассматривать картину сложно, пытаясь понять точку зрения Путина, мы сводим его к совершенно злобной силе, которая атакует нашу нацию, используя пропаганду для сталкивания наших граждан лбами.

История нашего сотрудничества полна сложных участков. Когда Путин пришел к власти, он казался несколько более открытым к Западу. Доказательством этого было отсутствие антиамериканской риторики и активности в его первые годы у власти. Было также желание укрепить экономику России через торговлю с Западом. И, что, пожалуй, наиболее убедительно: Путин открыто поддержал нас после 11 сентября, предложив Соединенным Штатам использовать российское воздушное пространство и молчаливо согласившись на создание американских военных баз в Средней Азии. Несомненно, отчасти потому, что Россия оказалась втянутой в новую войну в Чечне и нуждалась в партнерах в борьбе с терроризмом. Но это не значит, что это было неискренне.

Однако в течение нескольких лет Соединенные Штаты пытались полностью интегрировать некоторые бывшие советские республики на Запад, принудив Латвию, Литву и Эстонию вступить в НАТО — организацию, специально созданную для борьбы с Москвой. Некоторые члены бывшего «Варшавского договора», такие как Польша и Венгрия, оказались там ранее. Мы начали строить комплексы противоракетной обороны, чтобы защитить Европу, поместив их в страны, ранее входившие в Советский Союз либо являвшихся его союзниками. Противоракетный щит был нужен якобы затем, чтобы защищать от ракет из Ирана. Однако Россия не видела этих мотивов. Как итог, Путин становится все более враждебным. В конце концов, мы вводим бесконечную серию санкций против россиян и российских интересов, видя в этом нашу роль в наказании России за «плохое поведение», будь это связано с внутренней коррупцией и политическими репрессиями либо же военными действиями за рубежом.

Независимо от того, думаете ли вы, что эти поступки были оправданы или нет, все они были все агрессивными действиями, и разумное лицо во главе государства может рассматривать как угрозу. Постоянные вмешательства России в нашу политическую систему и избирательный процесс мы видели через объектив, который включает в себя только их атаки на нас — но не наши на них. Американская финансовая поддержка выборов и групп мониторинга прав человека в России, безусловно, составляет своего рода вмешательство во внутренние дела России.

В последние годы интенсивность этого конфликта иногда ослабляется, но никогда надолго. Слишком много всего, за что бороться. Мы сильно заинтересованы в заднем дворе России, включая Украину, где, возможно, вырисовывается новое вторжение, которое мы не можем предотвратить. Различные приоритеты и альянсы настроили нас друг против друга в Сирии. Каждые выборы США — это шанс для России активизировать свою пропаганду против нас, в то время как каждый акт политических репрессий внутри России дает возможность нам атаковать их на мировой арене.

Как бы это выглядело, если бы мы попытались в одиночку справиться с этой опасной ситуацией? Мы могли бы, например, отменить санкции против России. Наше правительство может прекратить делать заявления о внутренних делах россиян и позволить им решать свои проблемы без нашей нежелательной критики (критика лучше воспринимается, когда она исходит от частных лиц и организаций, а не от зарубежных правительств). Как правило, две нации в конфликте пытаются договориться о взаимных уступках вдоль каких-то линий, но мы не делаем этого успешно с Россией, а взаимные уступки не обязательно эффективны для решения корней конфликта. Нам было бы лучше сосредоточиться на нашей собственной политике, предлагая России определенные жесты доброй воли.

Не знаю, вызовут ли эти односторонние действия взаимность у России. Я не знаю, уменьшат ли они достаточно ту напряженность, чтобы облегчить ситуацию в Украине, где совсем не ясно, действительно ли Путин хочет вторгаться или же нет. Тем не менее, даже если Россия в самом деле пойдет на эскалацию в Украине, это предоставит Соединенным Штатам возможность ответить по-другому: не новыми санкциями и угрозами, а собственной оценкой того, какую лепту мы внесли в беспокойство РФ по поводу ее окружения. Мы сыграли значительную роль в разжигании вражды между нашими двумя странами. В конце концов, мы не можем контролировать все то, что Россия делает в этом затяжном конфликте. Но мы можем хотя бы попытаться выйти из боя.

Джо Вайсберг, для The Washington Post