Борис Корчевников: У этой войны будет еще один неожидаемый пока итог

Среди тысяч только известных святых — добрая половина, если не больше — это воины. От Федора Стратилата и Георгия Победоносца до Дмитрия Донского и Иоанна Русского. Да и почти наши современники — все Великие старцы ХХ века часто были из военных. Псково-Печорский монастырь и Троице-Сергиева Лавра после Великой Отечественной Войны наполнились монахами-ветеранами.

Люди эти были размером до неба. От кроткого и мудрого старца Кирилла Павлова, нашедшего во время Сталинградской битвы в одном из домов Сталинграда Евангелие, пришедший через него к Богу и проносивший его с собой всю войну, до Псково-Печерского наместника Алипия, который грозил властям, что в случае попытки закрытия монастыря он выстроит монахов в боевой порядок и обитель превратится в крепость, которую придётся брать танками.

Военным был и недавно канонизированный потрясающий афонский святой — Паисий Святогорец. На войне он был радистом и эта специальность всегда потом сквозила в его словах и проповедях (найдите его книги, если не читали — это что-то потрясающее). Как радист, он говорил о том, как важно настроиться на «частоту Бога».

Самый известный, наверно, старец русской земли из ныне живущих — это духовник святейшего Патриарха — отец Илий (Ноздрин). Он не был солдатом, но прошёл войну и ее лишения, будучи ребёнком — и даже сыграл, возможно, ключевую роль исходе битвы на Курской дуге, найдя выроненный фашистами план наступления и передав его в штаб маршалу Рокоссовскому.

Отчего пройдя войну, люди часто посвящают жизнь Богу — наверно, и без пояснений понятно.
На войне нет неверующих. Там Бог — живой, действующий — прямо перед тобой. Там чудо — становится будничным. Там молитва становится подлинной, там, в измерении смерти, в знании о том, что каждый день и миг — может быть последним — уходит все наносное, все становится таким, какое оно есть на самом деле: подлец — подлецом, трус-трусом, герой — героем. А в этом воздухе правды не увидеть Бога невозможно.
Потому что Он — и есть правда.
Когда смерть становится частью жизни, то она открывает тебе свою тайну: во-первых, что она не так уж страшна, а во-вторых, что по ту сторону — Бог.

И поэтому выжившие на фронтах — берут шинель, идут домой и, кто по обету, а кто просто потому что, узнав на войне Бога,теперь иначе не может, записываются на фронт духовный.

Увидим еще эту новую добровольческую армию монашествующих, которая пополнит наши обители после войны. Будут написаны книги и сняты фильмы о новых фронтовых чудесах, будут складываться новые жития — посреди наших будничных жизней.

И это на самом деле и станет залогом воскресения России, за которую сейчас идёт война. Потому что монах — это как бы жертва общества — Богу. Пока мы тут живем, спим, едим, ругаемся, миримся, падаем и поднимаемся — монах за нас стоит и вымаливает — нас и этот мир.

И только этой молитвой мир еще и стоит. Только эта молитва настраивает нас — через помехи радиоэфира и информационный шум — на частоту Бога.