Митрополит Антоний: Иван Бунин и вера в его жизни

Митрополит Антоний (Паканич) рассказывает о русском поэте, писателе и переводчике И. А. Бунине, о вере в его жизни и о её влиянии на творчество Ивана Алексеевича.

10 ноября 1933 года парижские газеты пестрели броскими заголовками: «Бунин – нобелевский лауреат». Иван Андреевич стал первым из русских писателей, удостоенных Нобелевской премии по литературе, присужденной ему «за строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы». После получения премии, как вспоминает в дневниках сам писатель, ему поступило почти две тысячи писем с просьбой о помощи, и пятую часть денег Бунин раздал нуждающимся авторам и эмигрантам.

Первые впечатления будущего писателя, блестящего стилиста и мастера художественного слова, питали рассказы матери, глубоко религиозной женщины, фольклорные сказки, легенды и предания. В усадьбах Орловской губернии, «в глубочайшей полевой тишине, летом среди хлебόв, подступавших к самым нашим порогам, а зимой среди сугробов, и прошло всё моё детство, полное поэзии печальной и своеобразной», – напишет Бунин в 1915 году. Писатель с ранних лет высоко ценил Александра Пушкина, Михаила Лермонтова, подражая традициям классиков в своих стихотворениях, наполненных любовью к природе, прославлением Божественной красоты. В его стихах под сенью ясного взгляда неба «молодеет Божий мир» и оживает образ Творца, обретенный в храмах.  И, по слову Бунина, «всякий раз восторгом до слёз охватывает пение, поклоны священнослужителей, каждение, всё это благолепие, пристойность, мир всего того благого и милосердного, где с такой нежностью утешается, облегчается всякое земное страдание»:

Любил я в детстве сумрак в храме,
Любил вечернею порой
Его, сияющий огнями,
Перед молящейся толпой;
Любил я всенощное бденье,
Когда в напевах и словах
Звучит покорное смиренье
И покаяние в грехах.
Безмолвно, где-нибудь в притворе,
Я становился за толпой;
Я приносил туда с собой
В душе и радости и горе;
И в час, когда хор тихо пел
О «Свете Тихом», – в умиленье
Я забывал свои волненья
И сердцем радостно светлел…

Лирический герой открывает источник блаженства и радости: «Одно есть только в мире счастье – весь Божий свет в душе любить!», а сам Бог предстает Вседержителем, Коий был во веки века и грядет, Которому кладут венцы и рекут: 

Воистину достоин восприяти
Ты, Господи, хвалу, и честь, и силу
Затем, что всё Тобой сотворено
И существует волею Твоею! («Из Апокалипсиса»).

В стихотворении «Бог» читатель улавливает христианскую максиму всеприсутствия Божьего как Творца всего мира в его единстве:
А Бог был ясен, радостен и прост:
Он в ветре был, в моей душе бездомной…

Заступничество Пресвятой Богородицы передано в стихотворениях Ивана Бунина «Мать», «Канун Купалы», «Бегство в Египет». В них Божья Матерь выступает заступницей и всеспасительницей грешного мира. Образы святых и праведников фигурируют в стихотворениях «Матфей Прозорлúвый», «Сон епископа Игнатия Ростовского», «Святой Евстафий». Тема грядущего Откровения, того, «чему надлежит быть вскоре» (Откр. 1:1), раскрыта поэтом в переложениях «Сын Человеческий», «Из Апокалипсиса», «Судный день», «День гнева». В целом же поэзия Бунина пронизана тоской по цельной личности, по Богу, по вечному, по запредельно бессмертному, по бесконечной красоте творения. Профессор Петр Бицилли так отозвался о цикле путевы́х поэм «Тень птицы», созданном в результате путешествия писателя в 1907 г. по Ближнему Востоку: «Никакой реально-исторический комментарий к Библии не дает столько, сколько маленькая книга Бунина».

Позже Иван Андреевич увлечется мастерством Антона Чехова, мыслительством и художеством Льва Толстого, восхищаясь величием его таланта. Бунина всегда влекла тема смерти. Поиск возможности преодолеть временность земной жизни характерно в целом для эпохи Серебряного века.

Исследователи творчества справедливо утверждают, что миросозерцание Бунина представляло собой синтез религиозных мировоззрений. В бунинском творчестве, зачастую душевное в поиске полноты бытия перевешивает духовное; библейские истины, образы Ветхого Завета словно «утрачивают» свою сакральную суть и соотносятся с земными реалиями. А христианство хоть и остается на значимом месте, но не является довлеющим в опыте постижения этических и культурных ценностей и выражении личных авторских концепций.

Уже к 1917 г. в «крестьянской прозе» Бунина утверждается идея о духовной укорененности, герои же, которые нарушают это вечное нравственное правило, погибают внутренне или физически. Трагизм в мировосприятии писателя основывался прежде всего на силе контраста бытовых и социальных катаклизмов, на осознании автором исторических событий и роли человека в них.

Известно, что Бунин враждебно воспринял Февральскую и Октябрьскую революции, усматривая в восстаниях национальную катастрофу и разрушительное начало, направленное на попрание вечных законов Синая – «истинно незыблемого маяка человечества, столпа и основания бытия, престола законов». Он описал свои переживания в «Окаянных днях».

В статье «Миссия русской эмиграции» 1924 г. писатель пламенно и с неприкрытой болью отзовется о разнузданном безумии, попрании и бесчестии всех основ человеческого существования: «Планетарный же злодей, осененный знаменем с издевательским призывом к свободе, братству и равенству, высоко сидел на шее русского дикаря и весь мир призывал в грязь топтать совесть, стыд, любовь, милосердие, в прах дробить скрижали Моисея и Христа, ставить памятники Иуде и Каину, учить ‟Семь заповедей Ленина”. И дикарь все дробил, все топтал и даже дерзнул на то, чего ужаснулся бы сам дьявол: он вторгся в самые Святая святых своей родины, в место страшного и благословенного таинства, где века почивал величайший Зиждúтель и Заступник ее, коснулся раки Преподобного Сергия, гроба, перед коим веками повергались целые сόнмы русских душ в самые высокие мгновения их земного существования. Боже, и это вот к этому самому дикарю должен я идти на поклон и служение?»

В январе 1920-го Бунин навсегда покинет Россию, и ее читатель долгое время не сможет познакомиться с «Солнечным ударом», «Митиной любовью», «Жизнью Арсеньева» – произведениями, созданными за пределами Родины.

Так, в 1945 г. в Нью-Йорке был напечатан рассказ «Чистый понедельник» из цикла «Темные аллеи», в котором писатель 37 раз, по его словам, обращается к теме любви. В дневниковой записи он заметит: «Благодарю Бога, что Он дал мне возможность написать ‟Чистый понедельник”», считая произведение лучшим в своем творчестве.

Это рассказ о сложных взаимоотношениях мужчины и женщины, обитающей напротив храма Христа Спасителя в заречной снежно-сизой Москве. В первый день Великого поста, Чистый понедельник, случилось их свидание, после чего героиня, испепеленная чувствами, оставляет любимого и уходит в Марфо-Мариинскую обитель, словно преодолевая конфликт земных страстей и осмысленной жизни с Богом и символизируя всю Россию с ее древней историей, патриархальными купеческими традициями, по которым ностальгирует автор. Тут и просматриваются глубинные истоки религиозности Бунина, сопряженные с любовью к родине и жребием непростого выбора.

Временное земное чувство, не дробная текучая страсть, а именно настоящее чувство, память которого тверда и сильна, соотносится с вечным и в рассказе «Холодная осень». «И я верю, горячо верю: где-то там он ждет меня – с той же любовью и молодостью, как в тот вечер. ‟Ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне…” Я пожила, порадовалась, теперь уже скоро приду», – говорит героиня, неся в себе свет любви, который тридцать лет хранила она на этой земле.

Бунин стремился осмыслить мир как целое, как «всебытие», будучи причастным ко всем его радостям и горестям, и в путевых заметках вел с собой риторический монолог: «Бог ли человек? Или ‟сын бога смерти”? На это ответил сын Божий». Писатель «настоящего художественного естества», проведший 33 года в эмиграции, но оставаясь русским по духу, для родной страны в окаянный период, когда она «до самых священных недр поколеблена», предвидел необходимость возврата к национальным и религиозным истокам, которые смогут усмирить гневную стихию смутного времени: «Но знает Господь, что творит. Где те врата, где то пламя, что были бы достойны этой могилы?.. А до того да будет нашей миссией не сдаваться ни соблазнам, ни окрикам. Это глубоко важно и вообще для неправедного времени сего, и для будущих праведных путей самой же России. А кроме того есть еще нечто, что гораздо больше даже и России и, особенно, ее материальных интересов. Это – мой Бог и моя душа. ‟Ради самого Иерусалима не отрекусь от Господа!”».