Виктор Никишов: Я многое не могу делать напоказ

Я многое не могу делать напоказ. Это какой-то внутренний ступор и тяжесть самокритики. Я не могу молиться личной молитвой, когда на меня смотрят. Для меня это сугубо интимный процесс. Иначе я вижу себя глазами того, кто смотрит и начинаю включать внутреннего Станиславского, не веря самому себе.

Точно так же я не могу больше играть на публике. Исключение — это дружеские проекты, где я не на первом месте. Прошли те времена, когда кичился своим профессионализмом, сейчас внутренний перфекционист требует отложить инструмент. Либо лучше всех, либо молчать.

Две абсолютно разные темы, на первый взгляд, но как-то неуловимо музыка для меня объединилась с молитвой. Есть некоторые произведения Рахманинова, которые молитвой только и можно назвать. Это есть и у Моцарта, и у Бетховена, Шуберта, Штрауса, Бортнянского, Чеснокова… Бог — это совершенство и только совершенным языком можно говорить с Господом, признаваясь ему в любви. И малейшая фальшь для меня — как железом по стеклу.

После этого на языке музыки стыдно и пошло просить у Него здоровья, достатка и хорошей оценки. Хочется просто «на все воля Твоя, Господи».
Но это только мой подход.
Да, я все равно прошу у Господа здоровья своим детям, прошу укрепить их в пути во взрослую жизнь и уберечь от ужасов. А что касается себя — «на все воля Твоя». Все, что можно, у меня уже есть. Благодарю тебя, Господи. Для меня важнее не просьба, а долгий путь покаяния.