Сергей Худиев: ЛАЗАРЬ — Лазарь, гряди вон! И четырехдневный мертвец поднимается со своего…

На сайте Правозащитного общественного движения «Правда и Вера» опубликована новая запись известного журналиста и богослова Сергея Худиева:

ЛАЗАРЬ

— Лазарь, гряди вон!
И четырехдневный мертвец поднимается со своего каменного ложа.
Неуклюже встает, деревянной походкой зомби направляется к выходу. Погребальные пелены путаются в ногах. Идет вслепую: широко раскрытые глаза его белы, как пуговицы, и так же бессмысленны, да и вокруг только затхлая зловонная тьма.
Его оплакали и похоронили. Над ним прочли все положенные молитвы. Он ушел путем всея земли — отправился к предкам, чтобы среди их почернелых костей найти себе вечный покой. Кто посмел нарушить сон смерти?
Уже четыре дня он во гробе — спал непробудным сном, тяжким, как могильная плита. Тысячи мыслей, желаний, воспоминаний, радостей, сожалений, привязанностей, обитающих в хрупкой мозговой коре и вместе составляющих Лазаря, первыми были сожраны смертью. Он не звал на помощь, не молил о спасении — мертвым это недоступно. Они и не помнят, что были живыми; а если еще помнят — не видят между прежним и нынешним своим положением никакой разницы.
Мертвые мертвы — и в каждом из них умирает весь мир. Что толку звать Лазаря домой? Что толку напоминать о сестрах, или говорить, что Друг его плачет о нем? Он мертв: эти призраки ничего более для него не значат. Дом его там, где холод и тьма; братья и сестры ему — могильные черви; «друг» — пустое слово; плач — такая же бессмыслица, как смех.
Он давно уже на том берегу. Пересек реку мертвой воды и вошел в долину смертной тени, в бесконечную тьму, лишенную знаков и примет. Встретил отца, и мать, и братьев своих — и не прочел в их лицах, далеких, как звезды, и холодных, словно окованные льдом реки, ничего, кроме равнодушия; и сам их не узнал. Бесплодная земля разверзлась под ногами — и, не ощутив ни радости, ни страха, он сам шагнул в ее голодный зев и начал падать, и падал бы вечно…
— ЛАЗАРЬ, ГРЯДИ ВОН!
Мертвые мертвы. Лазарь не знает дороги назад; да если бы и знал — зачем ему назад? Он сам стал иным, чуждым и страшным миру. Что делать среди живых восставшему покойнику? Для соседей он сделается пугалом и притчей во языцех, для сестер — неподъемным бременем, незаживающей раной. Мертвец, встающий из гроба, оскверняет землю, явно и грубо преступает священнейший из законов — закон природы. К чему это бессмысленное оскорбление миропорядка — который не зря же так устроен, что в нем одним время тлеть, а другим цвести? Не разумнее ли, не безопаснее ли поплакать, помолиться, положить цветы на могилку, помянуть и разойтись?
Но…
— ЛАЗАРЬ, ГРЯДИ ВОН!
Слова людей, их слезы и причитания не достигают Лазаря — и даже услышав, он не узнал бы голоса родных и не понял слов. Этот Голос он тоже не узнает. Но долина смертной тени содрогается, и бесплодная земля, распахнувшись, извергает свою добычу.
— ЛАЗАРЬ, ГРЯДИ ВОН!
Не узнает Голоса, не понимает слов. Не знает, зачем его вытряхнули из сна, холодного и каменно-тяжелого, заставили подняться на непослушные ноги и куда-то идти. Если бы он еще мог чувствовать — ощутил бы недоумение, раздражение, быть может, злобу или страх. Если бы мог хотеть и выбирать — предпочел бы остаться во тьме, где теперь его место.
Но Голос зовет — и Ему невозможно не повиноваться.
Лазарь идет вслепую, на звук; и первым из чувств возвращается боль. Боль в мышцах, по которым снова побежала кровь. Резь в прозревших глазах, ослепленных солнцем.
Первым из желаний приходит желание бежать. Прочь от этого невыносимо яркого света, от обилия звуков и запахов, от шума, что издают странные и смутно знакомые существа, столпившиеся у входа. Ему нечего делать здесь; он чужд и людям, и воздуху, и солнечному свету. Почему нельзя оставить его в покое? Он мертв; чего еще от него хотят?
Но что-то — уже не тупое подчинение мертвой материи, а нечто иное, глубинное и необоримое — побуждает его идти дальше. Шаг за шагом. Сквозь боль, сквозь страх, сквозь отчаянный внутренний протест — протест мертвеца против чуждой, враждебной ему жизни.
«Вернись! — зовет его Смерть. — Вернись — я стану тебе другом, и сестрой, и матерью; я подарю тебе высшее счастье — покой. Сын мой, неужели ты не хочешь покоя?»
Хочет. Но продолжает идти.
Спотыкаясь и щурясь, путаясь в своих пеленах, мертвый Лазарь идет на Голос и на свет. Навстречу жизни.
И с каждым шагом становится все более живым.
#confessiones