Сергей Худиев: Про то, что грех в православном понимании есть болезнь (в отличие от западного …
На сайте Правозащитного общественного движения «Правда и Вера» опубликована новая запись известного журналиста и богослова Сергея Худиева:
Про то, что грех в православном понимании есть болезнь (в отличие от западного христианства где грех есть преступление) Больше двадцати лет назад, только войдя в интернет, я имел длительные дискуссии на эту тему. И я бы вот что заметил.
1. Идея такого противопоставления выглядит очень недавней. Православные полемисты прошлых веков ставят латинам всякое лыко в строку, но вот то, что потом видится главным расхождением «юридическое» vs «органическое» понимание искупления – вообще не упоминают.
2. У святых Отцов (как ив Писании) обильно присутствует самая «юридическая» образность, образ греха как болезни, несомненно, есть, но не является ни исключительным, ни даже преобладающим. (См.например, подборку по ссылке в первом комменте)
3. На первый взгляд объявление греха болезнью выглядит чем-то более мягким и гуманным – грешника жалеют, а не обвиняют – но только на первый. Что меняется, если мы объявляем тюрьму больницей, охрану санитарами, а заключенных преступников – пациентами? Изчезает возможность выйти на волю по амнистии. То есть в тюрьме ты написал Государю прошение с изъявлениями раскаяния, Государь тебя помиловал и ты вышел на волю. В больнице это без толку – тебе скажут, что тебя не наказывают, а лечат, а что тут решетки на окнах и общий дискомфорт – ну так методы лечения такие. А амнистия не имеет отношения к делу. Об этом, в прочем, писал еще К.С.Льюис.
Об авторе: |
СЕРГЕЙ ХУДИЕВ Писатель, журналист, радиоведущий, публицист, богослов Все публикации автора »» |
Болезни противиться нельзя, а греху можно.
Идея, что за грехи достаточно «получить амнистию» (т.е. пройти формальную процедуру) и на этом вопрос закрыть, действительно выглядит более «гуманной» и комфортабельной — но и гораздо менее осмысленной. Она не предполагает никакого изменения или перерождения человека, никакого взаимодействия с Богом, кроме самого механистического. «Подписал бумажку — свободен, иди на все четыре стороны». Для раскаяния, для уважения к Государю, тем более, для любви к Нему и каких-то близких отношений тут не остается места. ?
Если тюрьма в этом мире, то нельзя выйти по амнистии досрочно. Это считается побегом. Если в следующем, то вроде как амнистии не предусмотрено.
Эта картина вызывает огромные вопросы с самого начала. Государь приговорил тебя к смерти или пожизненному заключению. Ты знаешь, что за дело. Ты (вроде бы) любишь Государя, уважаешь Его решения, считаешь, что Он не допускает ошибок. Но… почему-то начинаешь просить, чтобы Он передумал.
Термины «преступление» и «болезнь» — в равной степени метафоры в данном случае, и их обе можно использовать в соответствующем контексте. Прародители совершили преступление заповеди, а нам теперь оно передается как «врожденная болезнь» нашей природы, поскольку само это преступление мы лично не совершали. Метафора «преступления» акцентирует факт ответственности перед Богом, а метафора «болезни» акцентирует наше актуальное состояние. Преступление искуплено Спасителем, а болезнь мы должны вылечить своим преображением.
Ты не доверяешь Его решению, раз просишь его отменить? И в какой момент Государь ошибся: когда приговорил тебя — или когда отменил приговор? Так или иначе, выходит, что Он нетверд в путях Своих. И лучше всего, выйдя из тюрьмы, бежать от Него куда подальше, пока Он опять не передумал.
Итак, ты выходишь на волю… но груз былых преступлений остался с тобой и по-прежнему тебя тяготит. Криминальные привычки тоже никуда не делись. Хорошо, от адских сковородок ты отвертелся — но и в Царстве Государя, куда «не войдет ничто нечистое», тебе точно делать нечего. Просить у Государя помощи, исцеления? Но Он подписал помилование и тебя отпустил, чего тебе еще надо? Ни на какое исцеление не надейся: ведь, когда тебя лечат, может быть дискомфортно и больно, Государь не допустит такой жестокости!.. Все, тупик. Какая-то очень мрачная и бессмысленная картина.
Вообще говоря, эта дефиниция пуста. Не имеет значения, грех это преступление или болезнь. Потому как больной вполне может совершить преступление, а преступники часто болеют. Но ни в том ни в другом случае религия не поможет, если человек сам не обретет критерии добра и зла. И не вовне — в Библии, а внутри себя, в реальной жизни, которая гораздо богаче любых записных истин.
Боюсь соврать, но когда была история с Брейвиком, там описывались текущие практики норвежские — если упрощенно да, очень гуманные тюрьмы — подозрительно напоминающие пансионаты, но выйти можно не по формальным показателям или амнистии — а оценивается всякими мозгоправами коллегиально, исправился ли ты, исцелился от склонности к опасному поведению. Это дает поразительно низкие по сравнению со странами с репрессивной пеницитарной системой показатели рецидивов. Но исчезают всякие разумные пределы на сколько человек может за какое преступление быть лишен свободы.
В Первом послании Иоанн хорошо пишет, как-то не обращая внимания на видимые противоречия, и про то, что рождённый от Бога не грешит, и про то, что согрешает, и про Ходатая (Адвоката).
Мне кажется, во всей этой дискуссии не стоит недооцениватьсущностстного духовного изменения, Рождения свыше.
Сергей Львович, вы говорите, что выйти по амнистии гораздо проще, чем выйти из больницы. Но вы же не хотите сказать, что для Бога это невозможно?
И разве не об этом мы постоянно просим в молитвах: очисти мое сердце, излечи мою душу?
Если честно, призывы «просто покайся и получи прощение, ну что тут сложного-то», — они действительно немного…лукавы, что ли. В этом новообращенный убедится очень скоро. Уже тогда, когда будет читать дальнейшие сочинения св.отцов, утренние и вечерние молитвы, — и узнает, насколько это сложно, покаяться и освободиться от грехов. Даже увидеть их — и то особая благодать Божья. А вы говорите, амнистия, подписал и свободен)
В оригинальных языках Библии — иврите и греческом, грех часто показан словами: «преступление, мятеж, беззаконие,, нечестивый, непослушание, извращение, зло, отступление» и другими похожими терминами. Эти определения хорошо открывают отношение Святого Бога ко греху и острую нужду в нашем покаянии и Его прощении.
Прошу прощения. Но у меня впечатление, что идут рассуждения на тему некоего абстрактного человека, родившегося в каком-то условном мире и решающего свои отношения с Богом посредством отвлечённых умозаключении… Но ведь это в корне не верно! Не только в христианстве, в аврамической традиции вообще мир, в котором рождается человек — сугубо историчен, более того — сакрально историчен, ибо исток его в Райском саду, а начало человеческой истории в сюжете Адама и Евы… Если и был «абстрактный человек» с дарованной ему абсолютной свободой воли — так это именно они, наши Прародители в их райской конкретике
… — А дальше всё пошло проще, но и сложней. Вочеловечивание Сына в его предельной «конкретно-историчности» — оно ведь неспроста… Даже не затрагиваю — (тут много о чём можно думать, если в этом контексте))
1) Я в общем такого противопоставления в отношении греха тоже нигде не вижу. И в православной, и в католической, и в лютеранской догматике наследуемая человеком греховность описывается наподобие наркотической зависимости и совершаемых под её воздействием греховных поступков. Наркотическая зависимость это и вина, и болезнь. Догматические разногласия начинаются на уровне сотериологии, на уровне как способов лечения этой болезни, так и отношения к греховным поступкам. 2) К «юридической» или «органической» доктрине искупления вопрос об определении греха сам по себе отношения не имеет. В католической догматике в значительной степени потеряно представление об исцелении грешников от греховности страстями Христа в Теле Христа, как богочеловеческом организме. Отсюда и юридическая доктрина Ансельма, далеко выходящая за те юридические образы, которые используются в патристике. Когда это было осознано, тогда православные полемисты стали на это обращать внимание. В 19 веке учебник Макария (Булгакова) это почти сплошной томизм минус филиокве. Но и у него различие в отношении к греху между православием и католичеством проговаривается в разделе с критикой учения о чистилище.
Юридическое пониманіе также необходимо.
Мне думается, что немного перепутали понятия. Грех = совершенное действие не по воли Божией. А вот болезнью можно назвать удобопреклонность ко греху, а сам грех нет.
Изменились люди, к которым обращена проповедь — изменилось и ее содержание. Обе аллегории — «юридическая» и «медицинская» изобильно представлены во всей библии. Но в прежние, до модерновые, времена люди не были столь зациклены на себе любимых. Представление о том, что твои дела могут судить, нравится тебе это или нет, было естественным. Будь то суд односельчан или государства. Сегодня люди искренне не понимают, что они несут за что либо ответственность — «Страшный суд? С чего вдруг? Я просто стремился быть счастливым и это неотъемлемое право, существующее само по себе. Никто его не давал и условиями не обременял.» С другой стороны стремление к «личному» счастью обрекает людей на одиночество, страсти, страдания — и вот тут медицинская аллегория становится востребованной. Человеку проще объяснить, что он болен (потому что он видит симптомы), чем то что он виноват. Возможно в прежние времена люди воспринимали юридические термины, а потом уже, освобожденные от вины начинали слышать более глубокие — «медицинские». А сейчас чаще бывает наоборот…
«наказание мира нашего [было] на Нем, и ранами Его мы
исцелились» (Ис. 53:5) В этом тексте одновременно присутствует и юридическая, и органическая, «медицинская» составляющие спасения, соответственно, и грех — это и преступление, и болезнь. А на самом деле, не вполне то, и не вполне другое, потому что речь идет об образах, сравнениях, которые никогда не могут быть абсолютно полными. Но я все же вижу в Писании, что образ греха как преступления, нарушения Божьего Закона — он основной.
Спасибо. Точно;)
Тем не менее большинство грехов, в которых каются люди, — это не единичное преступление (раз украл, раз убил), а повторяющиеся действия, каждое предыдущее из которых наносит ущерб согрешающему и делает вероятнее совершение следующего. Если кто-то, согрешив однажды, 50 лет помнит этот грех с отвращением и чувством покаяния, а не желает его повторить — этот человек действительно покаялся и исцелился. А если все время грешит тем же самым — не покаялся, исключительно разумом сожалеет. Но, конечно, мы все, такие люди, можем надеяться на то, что Бог найдет в этом уродце хоть что-то, хоть какой-то кусочек, достойный спасения «как бы из огня»
Вы сравниваете эти два подхода с точки зрения прощения, как оно происходит. Но есть и другие аспекты: изменение самого человека. Просьба о прощении не меняет человека, так как изменение — это процесс. Специалисты по расстройствам личности тут много чего могут сказать. Меняться очень трудно и мучительно, тут нужна синергия усиоий человеческих и Божьих в процессе, а не единичном акте. Просто акт просьбы о прощении на изменят человека. В этом плане юридическая теория не без проблем.
Я выше в комментарии уже написал, что и православная догматика, и католичество, и лютеранская ортодоксия исходят из примерно одного и того же представления о грехе и греховном состоянии человека, и это представление напоминает представление о наркотической зависимости и поступках под её воздействием совершающихся, и при этом человека по общим христианским представлениям грешником делают уже его помыслы. Все догматические различия возникают в представлении о том, как работает Бог с этим внутренним состоянием человека. Я попытаюсь это различие описать, как я его вижу. Возможно, Nikolay Blokhin или Сергей Федоров найдут, что подкорректировать. Возможно, это будет интересно Наталья Холмогорова и Евгений Цепенюк. 1) Традиционная православная сотериология от Григория Нисского до Николая Кавасилы выглядит примерно следующим образом. Смерть и добровольные страдания ради Бога являются эффективным лекарством против греховности. Но никому из людей было не по силам так принять страдания и смерть, чтобы они всецело стали страданиями и смертью ради Бога: всегда что-то примешивается. Христос, не будучи Сам больным, это лекарство тем не менее принимает с тем, чтобы все люди (к слову, и жившие по земному времени до Христа) могли с Его страданиями и смертью мистически соединяться в Его Теле (в таинствах, аскетике, христианской жизни) так, что Его страдания и смерть становятся смертью и страданиями подвижника, а смерть и страдания подвижника становятся смертью и страданиями Христа. В таком взаимодействии с Христом, сораспинаясь Христу, люди становятся очищенными от греховности и подготовленными для соединения с Богом и вхождения в Царство Небесное. 2) В рамках католической догматики уже нет такой связи между исцелением от греховности и сораспятием Христу. Само исцеление от греховности происходит посредством сообщения от Христа членам Его мистического члена некой сотворённой субстанции (строго говоря, не субстанции, а качества, акциденции) под названием «благодать». Добавление человеку этой субстанции и делает его готовым к вхождению в Царствие Небесное и созерцанию Бога. Смерть Христа в рамках католической сотериологии необходима исключительно для того, чтобы благодать могла подаваться членам Церкви без противоречия с божественной справедливостью, согласно которой Бог так просто не мог бы простить грешника даже в том случае, если бы он каким-то чудесным образом сам по себе без добавления ему благодати смог от греховности излечиться и внутренне уже стать праведником. Институт условно-досрочного освобождения от наказания божественная справедливость в рамках католической сотериологии не предусматривает. Проявлением этого представления о божественной справедливости явилось и учение о чистилище в том виде, как оно было представлено у Аквината и на Флорентийском соборе в полемике с греками: в чистилище находятся уже исправленные люди, но терпящие наказание, необходимое с точки зрения божественной справедливости (для современного Катехизиса РКЦ это уже не справедливо). Отсюда же и учение о сверхдолжных заслугах, которыми экстраординарные спасённые (святые) могут поделиться с такими членами Церкви, которые иначе бы своими собственными заслугами не спаслись, и кому благодаря святым может быть выделена порция благодати бОльшая, чем они заслужили. 3) В лютеранской ортодоксии роль, гораздо более сильную, чем в католичестве, играет учение о предопределении к спасению. Учение Луиса Молины, в значительной степени вернувшее католичество к доавгустиновским временам, для лютеранства является однозначной ересью. В рамках лютеранской ортодоксии Бог Своим избранным посредством созерцания ими жизни и Крестной Смерти Христа сообщает спасительную веру, которая в душе избранного устраняет главное препятствие для общения с Богом: недоверие и вражду к Богу, поселившиеся в душе человека в результате грехопадения. В дальнейшем же Бог Своим воздействием исправляет волю человека и делает его готовым ко входу в Царство Небесное и общению с Богом.
Да, это так.
Если человек никому не завидует, не считает себя лучше других, помогает слабым, не объедается, не пьянствует, добрый к людям и животным, любит людей и умеет их прощать, понимает, что на всё воля Божия,
то болезни будут обходить его стороной.
Почему «мягким и гуманным» ?
— Болезнь иногда приводит к смерти.
Сказанное Вами или совсем не соответствует действительности или не совсем соответствует действительности. Пелагианство, оно же юридизм, было осуждено как ересь.
Вина и болезнь это два значения одного греческого слова. И третье — ошибка, обреченность ошибаться. И в оригинале Новый Завет постоянно обыгрывает эту многозначность. Пробема начинается тогда, когда из эого пытаются построить инструкцию по спасению, собирая одни цитаты и игнорируя другие. Тогда получается спасение помимо воли человека (предопределение), спасение по воле человека (вульгарно понятое «оправдание верой»), юридический торг, мистериальный магизм и т.п.
Юридическое восприятие страдает этим противоречием, что за преступлением нет срока давности а есть вечность.